Онлайн
В Гюмри, на окраине города, есть несколько старых заводов. И на стенах этих, как сейчас любят говорить, советских «заброшек» — живое чудо. Фрески Минаса Аветисяна — завещание самого, пожалуй, загадочного армянского живописца ХХ века. Чудо всё ещё живое, не взирая на условия их содержания, которые музейщики называют откровенно «неподобающими». В советское время у Аветисяна заказывали много и часто: его произведения монументального искусства были созданы в самых разных производственных точках Армении — их более 15-ти. Хорошая новость в том, что за последние несколько лет ряд фресок был отреставрирован и перемещен в более подходящие локации. Но это далеко не всё, что можно сделать для сохранения наследия национального гения.
Минас Карапетович Аветисян (1928–1975). На заднем фоне — самая знаковая картина мастера «Распятие», посвящённая матери. На кресте он изобразил распятого себя
Он не был муралистом в узком смысле этой специализации. Умел всё — от холстов, написанных маслом, до грандиозных театральных декораций. Его обожал Арам Хачатурян. Когда для постановки балета «Гаянэ» Аветисян создал эскизы, композитор сказал: «Темперамент Минаса — сильный, яркий, мне очень близок. Являясь художником с симфоническим дыханием, он ворвался в театр с широкими и глубокими мыслями. Он перенес в театральную живопись свой мощный симфонизм».
Талант Минаса был созвучен и другому гению армянского народа, также благословившему Минаса Аветисяна. Мартирос Сарьян познакомился с молодым ещё Аветисяном. Вглядевшись пристально в его работы, классик, который был тогда уже в преклонных годах, радостно изрёк: «Я старше тебя на пятьдесят лет — жаль, что мало времени осталось. Где ты был? Пришел бы чуть раньше. Не забудь, искусство любит борьбу. Теперь я уже не один. Ты тоже не один. Значит, продолжай дерзать. Я верю в твои хорошие руки». Великий Сарьян тогда признал в Аветисяне себе равного, даже не ученика.
Минас Аветисян и Мартирос Сарьян
Молодым Аветисян в памяти современников и остался. Он ушёл в возрасте, когда мужчины обретают мудрость и накапливают силу для самых важных дел второй половины жизни. Ушёл всего через три года после кончины Сарьяна. Смерть пришла к Минасу в абсурдном обличии. 24 февраля 1975 года на тротуар наехал автомобиль, который придавил колёсами стоящего там художника. И было Минасу всего 47 лет.
Он оставил после себя около тысячи работ — холстов и набросков, не считая готовых проектов для театральных декораций. 20 больших фресок, о которых сказано буквально во всех биографиях Аветисяна, — как раз тех, которые всё ещё остаются в Гюмри. Тех фресок, часть из которых периодически реставрируют: новости СМИ двухтысячных пестрят ежегодными сообщениями о разного рода восстановительных работах [к сожалению, эти работы не всегда удачны. — Прим. ред.].
После землетрясения 1988 года многие советские предприятия перестали работать, и, в результате неблагоприятных температурных условий и высокой аварийности зданий, прекрасные художественные произведения Минаса оказались под угрозой разрушения. На сегодняшний день две фрески Минаса размещены в ереванском аэропорту «Звартноц». Одна из фресок — «Рождение Тороса Рослина» размером 5,5x3 метра, была отреставрирована и перевезена в Дом-музей художника в Джаджуре. Еще две фрески того же размера отреставрированы и размещены в здании правительства Армении.
Не всем довелось видеть монументальную живопись Аветисяна — такой, какой её изобразил художник. Не многие видели фрески такими, какими они застыли на стенах после его странной гибели. В том, была ли его смерть трагической случайностью или преднамеренным убийством до сих пор разбираются исследователи жизни мастера. К слову, верная супруга художника Гаяне Мамаджанян после гибели Минаса, самостоятельно воспитала двоих маленьких сыновей — Армана и Нарека.
Есть в Гюмри и те, кто знал росписи такими, какими они стали после землетрясения 1988 года, когда часть из них погибла безвозвратно. О том, каковы они сейчас, многие имеют возможность судить лишь только по фотографиям — не всем посчастливилось посетить заброшенные заводы Гюмри.
Фрески Минаса «У ручья» и «Выпечка лаваша» в Ереване, на стене одного из правительственных зданий
На фресках Минаса — сцены из бытовой жизни армян, выполненные в особой технике. Глядя на них, не сразу понимаешь, что это за школа. Потому что видишь — художник владеет основами академической живописи, но при этом знает и законы построения книжной миниатюры. Есть здесь и простые, чёткие линии, характерные для представителей французского фовизма начала XX века, приёмы которых, как известно, Аветисян с большим интересом исследовал. Здесь чувствуется и тяготение к «суровому стилю» шестидесятых, известному по картинам Попкова и Салахова. Но этот «суровый стиль» в живописи Аветисяна по-восточному смягчается.
Если у Попкова мы видим массивные женские и мужские фигуры строителей Братска, больше похожие на античных гигантов индустриального мира, то у Аветисяна — это живые люди, которые неспешно занимаются своими повседневными делами — изо дня в день, из года в год, из века в век. И в этом смысле Аветисян — наследник богатой художественной армянской традиции, хоть академическая школа и сыграла в становлении Аветисяна как художника значительную роль.
Он отучился в знаменитой «Репинке» — Ленинградском институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина. Глубоко знал собрания Эрмитажа и Академии художеств и вспоминал с благодарностью своих учителей — А. Зайцева, Л. Худякова, Б. Иогансона, которые, обучая студентов мастерству, не мешали естественному проявлению их творческой личности и таланта.
Фреска Минаса из аэропорта «Звартноц»
Близкий к типичной армянской жизни, Аветисян и не скрывал своей близости к природе. Наверное, поэтому фовизм и был ему так понятен. Один из художников, оставшийся за кадром истории, глядя на картины Аветисяна, пошутил, что увлечение фовизмом — от непрофессионализма, дескать налепить цвета и линии все умеют. Каково же было его удивление, когда Минас тонким ножом написал портрет старика — маслом! Критикующий коллега был потрясен мастерством Аветисяна и забрал свои слова обратно.
Любить родной край и «служить ему кистью» — было частью души художника. Он тяготел к своим народным корням. Рожденный 20 июля 1928 года в армянской деревушке Джаужур, Минас Аветисян впитал все самые лучшие черты патриархальности, в нём было от природы сконцентрировано всё то, что веками накапливалось в народе — любовь к правде, юмор, доброта, живые, яркие и богатые краски родины. «Подлинный, настоящий» — так отзывались о Минасе те, кто хорошо знал его.
Эту знакомую ему с детства правду и доброту Минас перенес и в свою живопись. Он много ездил по Армении — изучал древнейшие и современные памятники культуры. Он глубоко знал армянскую миниатюру и с большим интересом впитывал духовное богатство, созданное крупнейшими армянскими художниками — прежде всего Сарьяном, своим «духовным учителем».
«Достаточно один раз побывать в Джаджуре, чтобы понять, насколько органично Минас был связан с родной природой и насколько она способствовала становлению художника. Детство, проведенное в селе, работа в поле под палящими лучами солнца, суровые очертания гор, рассказы мудрых стариков были не только школой жизни, но и своеобразной школой искусства, сформировавшей мировосприятие юноши. Бесконечно влюбленный в родной край, уже художник, Минас хочет подчеркнуть суровую красоту Джаджура. Джаджурские пейзажи Аветисяна вносят в армянскую пейзажную живопись новые качества. Художнику удается синтезировать природу в самом обычном мотиве, убедительно и поэтично передать характер Армении». Так пишет исследователь живописи Виген Аветисян в статье, опубликованной на портале Вне Строк, и с этим невозможно не согласиться, глядя на работы художника.
Но сегодня вопрос заключается не в том, какое наследие оставил нам Аветисян. Вопрос в том, как мы распоряжаемся его завещанием. Как сохраняем то наследство, которое он нам оставил?
Часть работ, к сожалению, сгорела еще при жизни Минаса, прямо в его мастерской, изрядно подточив тогда здоровье художника. Зато на родине Аветисяна, в Джаджуре работает Дом-музей Минаса. Во время землетрясения село было сильно разрушено и музей уничтожило ударной силой подземных толчков — до основания. Надо отдать должное джаджурцам, селяне приложили все усилия, чтобы восстановить из руин этот музей, ставший сердцем Джаджура сейчас.
Минас Аветисян, его супруга Гаяне Мамаджанян и сыновья — Арман и Нарек
Наследием Аветисяна сегодня занимаются сыновья художника — Арман и Нарек. Оба пошли по стопам отца, а Арман Аветисян даже курирует фонд, который занимается вопросами сохранности и реконструкции фресок знаменитого отца. Усилиями фонда уже было восстановлено несколько росписей — всё это произошло в двухтысячные, но этого недостаточно для сохранения всего цикла оставшихся работ. Фрески в Гюмри всё ещё нуждаются в тщательном внимании со стороны специалистов, так как некоторые из них в плачевном состоянии. Ещё в 2011 году многим фрескам мастера угрожала опасность разрушения, поскольку они оказались в помещении ряда объектов, принадлежавших частным владельцам, которые никак не заботились об уникальных образцах монументального искусства.
Минас Аветисян — художник мирового значения. Не будет банальностью вспомнить о том, что наследниками оставленных им сокровищ являемся все мы. И в наших руках то, как эти сокровища будут сохранены и приумножены.
