Онлайн
Двадцать пятого августа прошлого года, в озере близ Раздана, утонула девочка. Гостила у родственников, отдыхала с ними на берегу, играла с детьми. А потом исчезла.
Случайные отдыхающие обратили внимание на крохотные сандалии у кромки воды. Чуть дальше, в объятиях темной глади, разглядели маленькое тельце. Люди бросились в воду, вытащили. Но спасти не удалось. В ноябре того же года девочке исполнилось бы десять. Её звали Каринэ.
Тогда я сидел в «Нубарашене». Заметил, что вместо нашего баландера (раздатчика пищи) работает другой заключенный. Несколько дней. Когда наконец прежний появился, я его не узнал. Ссутулился как-то – и настроением, и взглядом, и вообще. Спрашиваю:
«Что-то случилось?».
«Случилось... — ответил парень. — Ребенок у меня умер».
Звучало неестественно, ужасно.
«Что?! Как?».
Он еле выдохнул из себя:
«Не сейчас. Не могу... Потом поговорим».
«Соболезную» неловко повисло в воздухе.
Недели две ходил мрачнее тучи. В отрешенно-потерянном взгляде черным сгустком застыла страшная боль. Наверное, ему необходимо было выговориться, открыть душу. В неволе не со всяким поговоришь: у зэков своих проблем хватает. Куда проще с тюремным репортером.
Так я узнал о деталях гибели его дочери. Ее похоронах. О двух других детях – четырехлетней Диане и сыне Айке, родившемся перед самым арестом; о курином деле; о судействе – «Поезд ушел!»; о клевете родственника, о семье, клятве, мечте. И написал статью.
Трудился я по договоренности с одним из международных СМИ. Сначала история возмутила художника-иностранку. Та наотрез отказалась иллюстрировать статью. Затем главред из местных:
«Художник права. Пожалейте наш народ! Горя и без того хватает. Не могу публиковать этот материал. Получается, что и отец – жертва, и дети. Нет. Давайте другой».
Кое-как уговорил. Редактор согласилась опубликовать в конце сентября. Опубликовала бы или нет – не знаю. Началась война. И о гибели малышки забыли. А забывать нельзя.
Нельзя преуменьшать значительность трагедии. Иначе произойдут события, на которые придется отреагировать так, как посчитали неуместным реагировать на показавшееся незначительным. А то и многократно сильнее. Это не мои домыслы.
Доказательств полно. Допотопных и после. Множество примеров эффекта бабочки – когда небольшое происшествие вызывает катастрофически грандиозные последствия. Многие войны начинались из-за одного человека, либо его смерти. Необязательно из числа значимых мира сего.
Гибель невинного ребенка и ноль общественной реакции на это – к сожалению, довод не в пользу нации.
Эпидемия и война. К коронавирусу отнеслись скептически – и он забрал тех, кто нам дорог. Переступили через горе одной семьи — и беда вошла в каждый дом. Но беда в одиночестве не приходит... Что еще нас ждет?
Открываю один из этических кодексов иудаизма – труд ученых, исследующих закономерности. Трактат Пиркей Авот, гл. 5, ч. 8: «Эпидемии постигают мир из-за преступников, избежавших правосудия по той или иной причине. Меч войны карает мир за судебную волокиту, несправедливый суд и вынесение постановлений, противоречащих Божьим законам».
А чему учат христианские апостолы? Что суждение и осуждение – одно и то же.
Мы неизбежно принимаем решения. Постоянно. Рассуждаем, судим и выносим приговор. Набралась критическая масса несправедливостей. Перевалила допустимый порог и... Имеем то, что имеем. Возможно, гибель девочки стала последней каплей.
Ее отца забрали прямо из-за обеденного стола. Собирались отведать суп из птиц, подаренных дядей девочки, братом мамы. Блюдо тоже арестовали в качестве улики. За что?
Оказалось, подстава. В следственном отделе ждали двое родственников и обвинение. Родственники оговорили Карена: якобы кур крали втроем. И бездушная машина правосудия завертелась.
До приговора Карен оставался на свободе. Ущерб возместил в десятикратном размере: купил и передал дяде свояка птиц. Думал, что этим все и закончится.
На суде воришек замучала совесть и они признались в оговоре. Но судья не поверил. Братьев оштрафовали. А Карена приговорили к двум с половиной годам лишения свободы. Поскольку прежняя судимость не была погашена, а это отягчающее обстоятельство.
Не моргнув глазом судья обрек многодетную семью на нужду, лишая ее единственного кормильца. Попытки Карена доказать свою невиновность натыкались на чиновничье: «Поезд ушел!». С семьей он так и не попрощался. Дочкам сказали, что папа уехал на заработки в Россию.
Папа и зарабатывал. Работал в обслуге и заботился о семье. Надеялся на условно-досрочное. Но беда подкралась раньше.
Бабушке, маме и в тюрьму отцу сообщили одновременно. В день трагедии. Спустя два часа после обнаружения тела. Карена, в сопровождении конвоя, отпустили на похороны. Что там в точности произошло — никто не знает. Предположительно девочка поскользнулась и упала в воду.
Гостила у знакомых. Вместе с ними отдыхала на озере Цовинар. Отошла к берегу, чтобы поговорить с бабушкой и мамой. И больше не вернулась. Успела произнести только два слова,единственные и последние: «Завтра приеду...». Связь прервалась так же внезапно, как и ее едва расцветшая жизнь.
В прессе сообщали об этой трагедии: девочка утонула, пока ее отец рыбачил, он нашел дочь в воде, вытащил и вызвал скорую помощь, но по дороге в больницу она скончалась.
Виновники испугались ответственности и выдумали ложную версию. Хватились они ребенка спустя полчаса после исчезновения, когда ее тело уже вытащили из воды другие.
Отец отказался от возбуждения уголовного дела: «ребенка этим не вернуть». Помню его слова:
«Она порхала по дому, как бабочка. Мечтала стать танцовщицей».
Приговор по «куриному делу» оказался смертельным для девятилетней девочки и ее мечты.
А вскоре и весь народ лишился повода радоваться.
