Онлайн
В субботу в камеру постучался заключённый. Обычно в этот день никто не беспокоит: в корпусе знают, что соблюдаю Шабат. За дверью невысокий полноватый мужик. К нам переведён недавно.
— Можно?
Молча кивнул и жду продолжения.
— Я – Гарегин Егиазарян. Отец погибшего на войне. Ты же на «Радио Ван»-е блогером работаешь. Могу как-то через вас докричаться до людей, властей?
— В принципе, возможно. А в чём дело?
— Когда случилась беда, я обращался в разные инстанции, чтоб скостили срок. И с прошением о помиловании, и к журналистам. По-всякому. Ведь у семьи, кроме меня, никого не осталось. Но там не слышат, не реагируют. Вот решил попросить «Радио Ван».
— Хорошо, поговорим, с Божьей помощью. Только после Шабата. Сегодня никак.
В понедельник встретились. На прогулке. Он рассказал о сыне Горе. Двухтысячного года рождения. Служил Гор в Гадруте, миномётчиком. Призвался в армию в 2019-м. Отслужил год и семь месяцев. Скончался тринадцатого октября 2020-го.
До дембеля оставалось девяносто дней и тут парня накрыло снарядом. Двенадцатого октября, на шестнадцатый день войны. Обе ноги оторвало. Врачи сделали всё, чтобы спасти солдата. Но на следующий день его не стало. Ранение, несовместимое с жизнью.
— Сын с первого дня воюет. Участвовал в самых ожесточённых боях с диверсантами. Я тоже хотел туда, чтоб рядом; писал заявления добровольцем на фронт. Отказали. Статья, мол, тяжёлая.
— Разбой? Убийство?
— Убийство. В заключении с семнадцатого года. Дали десятку. По амнистии скинули девять месяцев, четыре года отсидел, – осталось ещё пять. Дома жена и несовершеннолетняя дочь. Хоть что-нибудь, как-нибудь… Условно-досрочное или открытый режим.
Выслушать-то я выслушал. В статье упомянул, и прочее. Сына его жалко: мало пожил, мало повоевал. Но на войне так бывает. Пуля и снаряды возрастов не различают.
Парень умер в самом начале, за победу, за правое дело. Он не испытал горечи поражений, предательства, панического бегства, фосфорных бомб. Гор пал победителем – как тысячи армян до него.
Государство материально помогло семье героя. Как смогло. Достаточно или нет – другой вопрос. А вот что с отцом?
Сам я, честно говоря, затрудняюсь предложить, предположить что-либо. Наказывают и награждают за личные поступки. Его уголовная статья допускает освобождение раньше срока, если отсидит две третьих положенного. Иного не предусмотрено.
Даже при наличии вариантов – степень социальной опасности никто не проигнорирует. Человек осуждён за убийство. Разве что на самом верху рискнут?
Сокамерники отца погибшего солдата отзываются о нём неплохо. Неагрессивен, открыт, всегда поддержит, поможет.
Работники тоже ничего отрицательного не замечали. Обыкновенный мужик, каких в стране тысячи. На воле таксовал, семью кормил. Ну ошибся, с кем не бывает.
Слова словами, но тон при обсуждении людей более важен. Без эмоций как-то о нём говорили, безразлично. Словно и не о живой судьбе речь. А ведь эти работники с ним знакомы! Чего же ожидать от «решал» во власти, для кого осужденный – документ, бумажка?
Да, понимаю какова должна быть участь преступника. Сурова и неотвратима. Тем более, наказание убийцы. Но от правил можно и отойти. При сильном-то желании.
Гарегин отнял жизнь. И, возможно, Гор расплатился за это. Но благодаря тем шестнадцати дням, что сын воевал, – сколько армян сегодня живёт? Скольких врагов его сын уничтожил? И сколько зла эти уничтоженные враги не натворили? Ведь никто не считал. А породил сына-воина всё тот же преступник-отец.
Может быть в этом решение? Пусть сына уже не вернуть – но посмертной наградой солдату в семью возвратится отец. Чем не гуманность?
Да и закон не послужит лишь тростью святого слепца.
